Аватары

[Gaby.]

Когда-то я уже размещала пост с аватарками, но хостинг закрылся и все картинки оттуда удалились, размещаю их заново, почти их, переделанные

Остальные тут

@темы: творчество: аватары

---

[Кирилл Клён]

The kiss... Curt/Peter by ~Ray-Kirrah on deviantART

@темы: творчество: арт, категория: слэш, персонаж: Питер Паркер, персонаж: Курт Коннорс, пейринг: Питер Паркер / Курт Коннорс

---

"Will you prove me wrong?"

[Кирилл Клён]

Название: "Will you prove me wrong?"
Фандом: "The Amazing Spider-Man"
Автор: -=Ray=-
Пейринг: Курт Коннорс/Питер Паркер
Музыка: The Red Jumpsuit Apparatus - "Dreams"
Комментарий: Спасибо  Питер Фейк за вдохновение!) И за то, что помогал конструктивной критикой))
Примечание: Тут даже есть сюжет. Если не увидите, значит автор - лошара))

@темы: медиа: видео, творчество: фанвидео, персонаж: Питер Паркер, персонаж: Курт Коннорс, пейринг: Питер Паркер / Курт Коннорс

---

[Кирилл Клён]

Как должен был закончиться НЧП

@темы: медиа: видео

---

Wake up, Peter...

[Кирилл Клён]

Небольшой, скромный двухчасовой фанартик.


Wake up, Peter... by ~Ray-Kirrah on deviantART

@темы: творчество: арт, персонаж: Питер Паркер, персонаж: Курт Коннорс, рейтинг: PG

---

Единственный выход. Глава 1.

[Кирилл Клён]

Название: Единственный выход
Авторы:  -=Ray=-,  Питер Фейк
Фандом: Новый Человек-паук (The Amazing Spider-Man, 2012)
Пейринг: Курт Коннорс/Питер Паркер, Питер Паркет/Гвен Стейси, упомянается Ричард Паркер/Курт Коннорс
Рейтинг: R
Дисклеймер: Права на персонажей принадлежат правообладателям.
Предупреждение: В качестве канона использовался исключительно новый фильм. Некоторые персонажи и события берутся из старой кино-трилогии. Но все остальные творения великого и ужасного Марвела не учитывались ВООБЩЕ
Описание: Постканон. Всё началось с того, что Питер навестил Коннорса в тюрьме...

Глава 1. Посетитель

По пыльным стеклам стекают тяжелые дождевые капли. Небольшая закусочная примостилась на тихой улочке между аптекой и цветочным магазинчиком – совсем близко к башне Оскорпа. Довольно таки далеко от здания тюрьмы.
Последние недели я думал только об этом, встречаясь с Гвен и готовясь к экзаменам. Наконец, сегодня я вышел из дома с твердой решимостью, но решимость растерялась на полдороге, и дождь пошел, и маленькая, уютная закусочная подвернулась так кстати, что просто невозможно было не остановиться в ней перекусить и переждать ливень.
Капли по стеклам. Низкое небо. Серые тучи цепляются за башню Оскорпа. Замерзли пальцы, обхватившие стакан с ледяной колой, но я почти не чувствую этого. Зато я чувствую… стыд? Да, пожалуй. Мне безумно стыдно за то, что я сейчас здесь запиваю колой бургер, а он сидит в тюремной камере. Из-за меня.
Черт, кажется, я кругом виноват. Перед дядей Беном, перед мистером Стейси… Перед доктором Коннорсом. И ни перед одним из них я не смогу искупить свою вину. Наверно, нет смысла даже пытаться. Ну разве захочется ему видеть меня? Меня, человека, который сначала превратил его в чудовище, а потом отнял силу и свободу. Стоит ли ехать через весь город на свидание в тюрьму к бывшему врагу и несостоявшемуся другу? Стоит ли напоминать ему обо всем случившемся только ради того, чтобы облегчить собственные муки совести?
Или все же стоит, и все эти отговорки я ищу сейчас только для того, чтобы оправдать свою трусость?
За то, чтобы хотя бы извиниться перед дядей Беном и мистером Стейси, я многое бы отдал. И даже возможность летать над городом на нитях паутины и лазать по отвесным стенам. Но этого все равно будет мало. Все, что угодно, - мало для того, чтобы получить прощение от мертвецов. Другое дело – доктор Коннорс. Чтобы извиниться перед ним, не нужно никаких жертв. Нужно лишь доехать до городской тюрьмы и получить разрешение на свидание. Только вот дело в том, что быть виноватым перед мертвыми куда легче, чем перед живыми. А реальная перспектива посмотреть в глаза человеку, которому сломал жизнь, гораздо страшнее гипотетической готовности отдать самое дорогое за «последнее прости».
Я много думал в последнее время, и много думал – о нем. Курт Коннорс – случайный, фактически человек. Мы и виделись-то несколько раз всего. Если не считать моих поединков с Ящером и забытых встреч из далекого детства, то получается, что всего пять раз, включая тот, на башне, когда он держал меня уже почти несуществующей рукой над бездной нью-йоркских огней. Странно, что так многое может связывать с человеком, количество встреч с которым можно пересчитать по пальцам одной руки.
Когда мне было 13, дядя с тетей отправили меня на каникулы в летний лагерь. Там была одна девочка, Марта Эванс, которая постоянно говорила о спиритизме, астрологии и прочей мистике. Так вот, она бы наверняка назвала такую связь кармической. Я не верю в карму. Я верю в генетические мутации и гигантских ящериц. Хотя карма, безусловно, куда лучше, чем я, объяснила бы то, что моя жизнь так прочно переплелась с жизнь некоего бывшего коллеги моего отца.
Мы с ним создали друг друга. Я создал Ящера с помощью этого проклятого алгоритма скорости распада. А Коннорс создал Человека-Паука – заступника невинных и защитника справедливости из одержимого жаждой мести мальчишки в красно-синем трико. Ведь именно на битву с Ящером, тогда, на мосту, я впервые вышел не ради мести, а ради спасения человеческих жизней. И я благодарен ему за это. Возможно, когда-нибудь позже я стану его за это ненавидеть, но пока я благодарен. И все так правильно сейчас, что иначе и быть не может: Человек-Паук борется с преступность в Нью-Йорке, Питер Паркер наслаждается беззаботной жизнью в компании любимой девушки, ужасный Ящер повержен… А Курт Коннорс сидит в тюрьме. Все справедливо, всем воздалось по заслугам. И совершенно непонятно, почему мне так тяжело на душе, почему так мучительно стыдно, и почему я так боюсь доехать, наконец, до тюрьмы и посмотреть доктору Коннорсу в глаза?
Дождь кончается. Последние капли ударяются о промокший асфальт, и вот уже в сером небе, прямо над гигантской надписью «ОСКОРП», появляется первый голубой просвет. Дальше откладывать нет смысла. Надо или решиться на свидание… Или развернуться и поехать домой, встретиться с Гвен, отвлечься, перестать думать про случайного человека Курта Коннорса.
Я выхожу из закусочной. С неба все еще падают мелкие, холодные капли. Я надеваю капюшон, застегиваю куртку и быстро иду к метро. Я и так потерял уже много времени, а часы посещения ограничены, и мне придется поспешить, если я хочу успеть к нему.

***

Вальяжно переваливаясь всей своей тушей по коридору, к моей камере медленно подходит один из смотрителей. Джефф, кажется. Или Эдд?.. Какая разница? Они все одинаково мерзкие.
- Эй, хвостатый! К тебе посетитель.
Хвостатым меня тут называют по двум причинам. Во-первых, бесславное прошлое. Эх, а врезать бы каждому из этих любителей прозвищ тем самым хвостом под дых. Мощный был хвост, роскошный. Сразу бы вся спесь с них слетела. Впрочем, я отвлекся. Во-вторых. А во-вторых, я "хвостатый" из-за руки. Совершенно бесполезная культя вместо правого предплечья и кисти по непонятным мне причинам вызвала у обитателей здешних мест, не столь отдаленных, ассоциацию с хвостом. Ну, и понеслась.
Сурово лязгнув массивным полуэлектронным замком, передо мной открылась тяжелая бронированная дверь, немного возвращая меня к реальности. Задумался. Не о том. Впрочем, о чем еще тут думать, как ни обо всем?
Шагаю следом за Джеффом-Эддом по коридору под проплывающими над головой яркими люминесцентными лампами. Иду почти так же вальяжно, как он. Только, по-моему, со значительно бОльшим достоинством.
Интересно, кто меня навестить решил? Уж точно не оголтелые фанатки. Хотя, были и такие. Сумасшедший город, сумасшедшие люди, сумасшедший мир. А они еще пытались упечь в психушку меня.
Так что там с посетителем? Еще одна железная дверь и снова - коридор. Наверно, это опять адвокат. Странно, мне казалось, он уже понял, что мое дело бесперспективно. Впрочем, все в этом мире хотят денег. Точнее, не все... Но не зря же меня освидетельствовали семь комиссий прежде чем все-таки посадить в тюрьму.
Последняя дверь, перед которой стоят два бравых подтянутых парня в форме. Косятся. Я привык. На меня тут все косятся. Впрочем, меня это устраивает. Не то чтобы я гнался за славой. Просто, чем больше опасаются, тем меньше лезут.
Скрип несмазанных петель, от которого посторонние мысли будто осыпаются трухой на бетонный пол.
В углу небольшой аскетичной комнаты с единственным, привинченным к полу, столом и двумя стульями, стоит молодой паренек с волнистыми каштановыми волосами. Школьник нервно заламывает пальцы и пристально смотрит на меня как-то снизу вверх. Взгляд побитого щенка ему удивительно идет.
Медленно прохожу по комнате вдоль стены, молча разглядывая "посетителя". Думаю, удивление достаточно ярко отразилось на моем лице, потому что паренек смущается и даже, кажется, краснеет.
И кто бы мог подумать, что этот самый мальчишка не так давно бесстрашно кидался на меня над бетонной пропастью в пару сотен этажей? А, надо заметить, выглядел я тогда куда внушительнее, и сильнее был раз в тридцать. Его это, кажется, нисколько не пугало. Юношеский бесстрашный максимализм или задатки настоящего героя? Время покажет. Пока что передо мной в углу жмется обычный школьник в тряпичной светло-коричневой куртке и с рюкзаком. Готов поклясться, у него там помимо красно-синего кевлара, валяются учебники и какой-нибудь жутко трогательный пакет шоколадного молока, например.
- Питер? Что... ты здесь... Почему ты пришел? - Ого! А я и не думал, что так разволновался.
- Да я просто... мимо проходил. Решил зайти. Я ведь все же какое-то время был вашем интерном. Пусть и... не совсем настоящим. - Он порывисто пожимает плечами. Стараясь не слишком дергаться, Питер заглядывает мне прямо в глаза. Нда. Не детский взгляд у мальчика. Уже не детский. Черт, и ведь снова я виноват.
- Ну да, - Я уже хотел было уточнить местонахождение тюрьмы, и чуть ни сообщил самому себе вслух, что этому мальчишке по большому счету расстояния - не помеха. Но вовремя проглотил и то и другое замечание, - Ну да... Как учеба? - Как можно более буднично спрашиваю я тоном внимательного взрослого.
Медленно опустившись на стул, закидываю ногу на ногу и жестом приглашаю его присесть напротив. Если он думает, что я устрою показательное выступление в духе "Я раскаиваюсь", то он ошибается. Исповедоваться я буду только перед самим собой. А раскаиваюсь я или нет - никого не должно касаться. Питер и так слишком много увидел там, на башне. Он и так знает обо мне больше, чем все остальные. Больше, чем я бы сам хотел знать о себе. Хватит с него. В конце концов, для него лишняя информация может оказаться попросту опасной.
- Н.. нормально. Эм.. А.. Что?? - Он трясет головой, будто сбрасывая с волос пепел, и немного хмурится. Потом порывисто выдыхает, будто решаясь на что-то очень серьезное, - Я.. На самом деле, я...
С немного грустной полуулыбкой я терпеливо жду, пока он закончит свою непослушную мысль. Наконец он закрывает глаза, собирается с силами и выравнивает голос. А вместе с голосом и сам становится каким-то совершенно другим, не похожим на себя.
- Вы знаете... Я ведь очень долго решался на то, чтобы прийти.
Я слегка киваю. Не сомневаюсь в честности этого признания. На его месте я бы тоже долго решался. И не факт, что пришел бы, кстати.
- Доктор Коннорс, на самом деле я хочу извиниться перед вами.
- За что? - Вот так поворот! Хотя, я скорее настораживаюсь, чем удивляюсь.
- За... все. Мы оба ведь знаем, что я тогда сделал. Как неосторожно... - Он тщательно старается подбирать слова. Не удивительно. Здесь следят за каждым шагом. Особенно моим. Одна подозрительная фраза или неверное движение - и полиция раскрутит по полной программе, - Я же тогда решил вашу... задачку. Помните, я написал уравнение в блокноте. И вот... Я тогда был таким дураком!
- Питер, - Я чуть наклоняюсь над столом, чтобы заглянуть в его глаза. Не знаю, что меня зацепило больше: сами извинения или искренность, с которой парень их произносил. Но ладони у меня слегка вспотели, - Питер, хватит оправдываться и извиняться.
Я пытаюсь улыбнуться, но, по-моему, получается как-то совсем не весело. Надо же... Он винит себя в том, что я сделал. С собой, с городом и с капитаном. Я даже предположить такого не мог.
- Послушай меня. Если человек - дурак, пусть и очень образованный и умный, то рано или поздно он все равно найдет, в чем проявить свою глупость. Ты ни в чем не виноват. Не бери на себя ответственность за мои ошибки. Ты и так... - Я хотел продолжить "волочешь на себе целый город", но осекся.
Он смотрит на меня в упор, как умеют смотреть только дети и очень смелые люди. А мне почему-то становится под этим взглядом не просто неуютно, а невыносимо тоскливо. Дайте мне луну - завою. Как он вообще может извиняться, когда не он, а я...
А ведь если задуматься, что бы было, если бы не было этого паренька? Сколько крови было бы сейчас на моих руках, если он не шел бы за мной по пятам, исправляя сотни моих ошибок? Сколько людей бы я убил в безумном, лихорадочном, маниакальном желании помочь им? И он же еще извиняется! Немыслимо.
Остаток отведенного на посещение времени мы преимущественно молчим. Разговор не клеится. Да и о чем мы можем разговаривать? Разве что о его отце. Но этой темы я стараюсь избегать тщательнее всех прочих. Он и так слишком похож на отца. Слишком.
Вошедший в комнату для посещений надсмотрщик не смог одним своим появлением разбить нашу игру в гляделки. Сам не замечая, я уже с минуту разглядываю Питера, полностью погруженный в себя и свои мысли. А тот в свою очередь почему-то не отводит от меня твердого и какого-то упрямого взгляда.
- Время вышло. Давай, хвостатый, на выход.
Мне показалось, что Питер вздрагивает от этого обращения. А может, только показалось.
- Заходи еще... Если будешь проходить мимо, конечно, - Я улыбаюсь пареньку максимально добродушно, почти ласково. Хотя, уверен, что тоску с моего лица эта улыбка не смогла согнать полностью. Хочу еще пошутить, что буду ждать здесь не меньше, чем ближайшие лет сто, но натыкаюсь на его взгляд и почти давлюсь словами.
Конвой из все тех же двоих подтянутых надзирателей любезно провожает меня до первой решетчатой двери. Дальше я иду лишь в компании своего бессменного неуклюжего провожатого с идиотским именем. Иду на автопилоте, не замечая ничего. Из головы улетучилось все, включая размышления о прошедшей встрече. Мне вообще ни о чем не хочется думать. Забыть бы просто эту встречу и весь сегодняшний день, как страшный сон.
Но когда за моей спиной привычно захлопывается стальная дверь, я вдруг ловлю себя на мысли, что теперь и правда буду ждать.

***

Хвостатый. Я спотыкаюсь на обшарпанной, в три ступеньки, лестнице и чуть не падаю в глубокую грязную лужу, раскинувшуюся посреди тюремного двора. Хвостатый. Я едва сдержался, чтобы не залепить тому охраннику рот паутиной.
Наверно, мне все же не стоило приходить. И на что я только надеялся? Увидеть, что Коннорсу отлично живется в тюрьме, и со спокойной совестью пойти домой? Мне становится почти смешно, когда я представляю его читающим лекции по герпетологии для других заключенных, играющим в покер с охранниками, а по ночам строящим планы по захвату мира. Жалко, что жизнь не похожа на комикс. Там герою и в голову бы не пришло навещать в тюрьме поверженного злодея. И наивный дурак-герой не увидел бы великого ученого, посвятившего науке всю свою жизнь, специалиста с мировым именем, умнейшего человека, которого жирный охранник с тремя классами образования за спиной, презрительно усмехаясь, зовет хвостатым. Да его бы удар хватил на месте, если бы он хоть издалека тот хвост увидел...
Я никогда не мог спокойно смотреть на то, как школьные хулиганы издеваются над ботаниками, или толпа каких-нибудь придурков в темной подворотне избивает одинокого прохожего. Я всегда считал это мерзким. Сильный не должен обижать слабого только из-за того, что он может это сделать. Я старался никогда не оставаться в стороне, если видел подобное. Мне казалось, что, если я ничего не делаю, то я как бы становлюсь соучастником. Поэтому мне и доставалось постоянно от Флеша и его компании. И вроде как получается, что я сам нарывался, хотя иначе и не мог.
Теперь, к счастью, у меня нет никаких проблем со школьными хулиганами. Теперь проблема другая: я легко могу поставить на место любого мудака, которому крышу срывает от осознания собственной силы, и именно поэтому я не должен этого делать. Я могу защищать город от злобных монстров и обезвреживать опасных преступников, но я уже не вправе затыкать рот тюремному охраннику, позволившему себе пренебрежительное высказывание в адрес человека, которого я уважаю.
На обратном пути я понимаю, что не хочу возвращаться домой. Не дают покоя мысли - о докторе Коннорсе и не только. Хорошо, что искать места для уединения теперь стало так легко - достаточно забраться на крышу ближайшего небоскреба.
Многим жителям Нью-Йорка доводилось видеть город с высоты птичьего полета, но мало у кого из них это было так - когда под ногами пустота, а в руках только тонкая ниточка паутины, которая, согласно здравому смыслу, может в любой момент не выдержать и оборваться. Пожалуй, это лучшее из всех ощущений, что я испытывал. Лучше радости от успешно сданного экзамена или ожидания рождественского утра, или секса. Когда ты летишь, можно не думать ни о чем, кроме полета. Можно вообще ни о чем не думать. Можно не терзаться угрызениями совести, не жалеть ни о чем, не быть никому должным. Конечно, если снизу не послышится вой сирены. Тогда снова навалятся обязанности и ответственность за всех вокруг. Как хорошо, что сегодня в Нью-Йорке тихо и спокойно.
На крыше только я и два толстых, пыльно-серых голубя. Летнее солнце ползет к горизонту, и раскаленная сковородка города начинает постепенно остывать. Ветер доносит откуда-то приглушенные расстоянием обрывки старого рока. В полувысохшей луже отражается небо, и трепещет крылышками упорно сражающаяся за жизнь муха. Красота, в общем. Сплошные радости жизни.
У меня в кармане звенит мобильный, и я достаю его, как-то совершенно иррационально ожидая увидеть на экране входящий вызов от абонента Курт Коннорс. Бред какой... У меня нет его номера, а у него в тюрьме нет телефона. И все равно сердце как-то странно сжимается в ту секунду, пока я думаю, что звонок может быть от него. Даже не знаю, что бы я делал, если бы это оказалось так. Наверно, не стал бы отвечать. Не сегодня, по крайней мере. На сегодня мне хватило и визита в тюрьму, который дался мне даже тяжелее, чем я предполагал.
Но звонит, конечно же, не Коннорс. В конце концов, кроме него, много кто может звонить мне.

- Да, тетя Мэй. Ммм, гуляю... С Гвен, ага. Да, конечно. Нет, убери в холодильник. Я буду... поздно. Хорошо, тетя. Не волнуйся. Да, не жди. Ложись спать.

- Привет, Флэш. Баскетбол на школьном дворе? Нет, не могу сегодня. Ну да, занят. Обещал помочь тете... ну по хозяйству, в общем. Да, можно завтра. Или в четверг. Не знаю. Посмотрим. Я тебе позвоню, ок? Пока.

- Привет, Гвен. Я тоже. Конечно, соскучился. Давно не виделись? Ммм, на прошлой неделе? Ну извини. Нет, сегодня никак. Извини, Гвен. Ну ты же знаешь... А с каких пор ты слушаешь полицейскую волну? Ну... там ведь не обо всех происшествиях... Я просто хотел сегодня... Я немножко занят... Ладно. Ок. Ладно, Гвен, я понял. Буду через полчаса.

Да уж, недолгим оказалось мое уединение на крыше. Прячу лицо в ладонях и сквозь пальцы смотрю на оранжевый шар заходящего солнца. А я так надеялся хоть этот день потратить полностью на себя... Ладно, черт бы с ним. В конце концов, вместо того, чтобы копаться в своих переживаниях, можно отвлечься на что-нибудь более приятное. На Гвен, например. И как только она научилась так точно определять, когда я действительно занят, а когда просто пытаюсь соврать ей? Если бы этой способностью обладала тетя Мэй, моя жизнь была бы значительно сложнее.
Я поднимаюсь на ноги, отряхиваю джинсы, бросаю последний взгляд на муху, выбравшуюся из лужи и просушивающую теперь крылышки в лучах заходящего солнца, и прыгаю с крыши. Раз уж я обещал быть у Гвен через полчаса, то общественным транспортом пользоваться точно не стоит.
Заходить в комнату Гвен через окно стало уже таким привычным, что мне даже в голову не приходит воспользоваться дверью. Сколько раз уже я смотрел через стекло, как она сидит, склонившись над каким-нибудь учебником, или старательно пишет что-то в тетради аккуратным почерком, или болтает с кем-то по телефону, любуясь своим отражением в зеркале, а потом вдруг замечает меня, улыбается, бросает все дела и спешит открыть мне окно.
Но сегодня Гвен не занята ничем, кроме ожидания меня. Даже окно заранее открыто. Поэтому, едва только я появляюсь на пожарной лестнице, она вскакивает с кресла и, не дожидаясь даже, пока я зайду в комнату, перегибается через подоконник и целует меня. Наверное, поцелуй планировался долгим и страстным и призван был показать мне, как много я теряю, видясь с Гвен так редко. Но я, конечно, не понимаю этого хитрого плана и, отрываясь от губ Гвен, спрыгиваю с подоконника на пол.
Так странно... Я был здесь всего однажды - до гибели капитана Стейси, и множество раз - после, но все равно я каждый раз ловлю себя на мысли о том, как все здесь изменилось. Как будто тогда - когда отец Гвен был жив - все в этом доме было правильно, а теперь вроде как ушло что-то важное. То, что делало дом - домом. Интересно, если даже меня каждый раз так прошибает этим ощущением, то каково должно быть Гвен и ее семье возвращаться каждый день в квартиру, которая, даже если пригнать сюда толпу народу, все равно будет казаться пустой?
Но Гвен, кажется, в отличие от меня, не настроена сегодня на пространные размышления. Она чуть хмурится на так не вовремя прерванный поцелуй, но больше никак не показывает своего недовольства мной.
- Мама с братьями уехали с ночевкой в гости к тете, а я тут осталась к экзаменам готовиться, - сообщает Гвен вместо приветствия, улыбается с наигранным смущением и бросает на меня хитрый взгляд. Такие дни, когда у нее или у меня оказывается свободная на достаточно длительный срок квартира, - большая редкость. Гвен мечтает, что когда-нибудь у нас будет своя квартира, где мы сможем делать все, что захотим, а я уношу ее куда-нибудь на крышу. В конце концов, разве это не романтика? Но после пары раз, когда начинался внезапный дождь или в самый разгар событий на крышу поднимались какие-то рабочие, Гвен перестала быть романтичной. - Ну а у тебя что за неотложные дела были?
Секунду я раздумываю, стоит ли рассказывать ей, но потом все же отвечаю:
- Я был у доктора Коннорса, - и зачем-то добавляю, - В тюрьме.
Теперь Гвен хмурится значительно дольше. И я прекрасно ее понимаю: как бы она ни восхищалась умом и талантом Коннорса раньше... В общем, сложно хорошо относиться к человеку, который убил твоего отца.
- Хм. И зачем ты туда ходил?
Я хочу НЕ отвечать. Я хочу сосредоточить все внимание на лямке рюкзака или на обивке кресла, в которое я сажусь, или просто бесцельно и ни на чем не останавливаясь блуждать взглядом по комнате. Но только не отвечать. А Гвен все так же пристально смотрит на меня и ждет продолжения разговора.
Ну и зачем я туда ходил? Мне что, нужно теперь рассказать ей о том, как меня мучает совесть из-за того, что я спас Нью-Йорк от Ящера? Или о том, что я считаю тюремное заключение Коннорса несправедливым? Или о том охраннике, который называет его хвостатым? А может быть, о тяжелой доле супер-героя?! Рассказать можно много о чем, но сомневаюсь, что в этом есть хоть какой-то смысл.
У Гвен всегда все четко и правильно. Гвен распланировала свою жизнь на много лет вперед. И - я уверен - она воплотит все свои планы. Гвен всегда поступает именно так, как нужно. Поэтому ей не о чем жалеть.
Поэтому она не поймет, как о многом жалею я.
- Я... ну понимаешь, - сбивчиво начинаю объяснять, не глядя на Гвен, - Это вроде как я был во всем виноват. В том, что он стал Ящером, и вообще... Я... я просто... хотел извиниться. Нет. Не так. Я хотел получить от него прощение. Мне это нужно было, понимаешь? Просто знать, что он меня прощает. Потому что сам себя я, кажется, до сих пор простить не могу. В смысле, прошло уже несколько месяцев, а я все еще не могу успокоиться. Я постоянно думаю... Мне кажется, что он не должен сидеть в тюрьме. Это несправедливо.
Я резко замолкаю на середине фразы, проглотив все оставшиеся слова вместе с судорожно втянутым воздухом.
"Несправедливо" - это уже слишком. Курт Коннорс несправедливо сидит в тюрьме за убийство капитана Стейси. Вот об этом говорить действительно не стоило, как бы твердо я ни был в этом уверен.
По тому, видимо, как меняется выражение моего лица, Гвен понимает, что я осознал свою ошибку, и подчеркнуто ровным тоном спрашивает:
- Как прошла встреча?
- Нормально, - я пожимаю плечами. В общем-то, встреча и правда прошла "нормально". Если не вдаваться в подробности.
На этом разговор о докторе Коннорсе надо бы посчитать законченным, и я уже старательно ищу какую-нибудь другую тему, которую можно было бы обсудить с Гвен без риска быть непонятым, но неожиданно для меня Гвен продолжает:
- Он простил тебя?
- Ну... Не совсем. Он... - и пока я осторожно подбираю нужные слова, Гвен подходит ко мне и садится на подлокотник кресла.
- Он сказал, что ты ни в чем не виноват, - перебивает меня Гвен. Она не спрашивает, она утверждает.
Я киваю, а она протягивает руку, чтобы поправить мои волосы, и пытается поймать мой взгляд.
- Он прав, Питер, и странно, что ты сам этого не понимаешь. Как вообще тебе в голову могло прийти, что ты перед ним в чем-то виноват? Он взрослый человек, Питер. У него своя голова на плечах, и он сам в состоянии отвечать за свои поступки. Он - а не ты. Да, ты подсказал ему эту формулу. Но препарат ему вкалывал не ты, и не ты угрожал безопасности всего Нью-Йорка, - Гвен делает паузу и голосом, полным злости и боли, добавляет, - И убивал тоже не ты. Ты не несешь ответственности за его поступки. Он сделал свой выбор и теперь за него расплачивается. Разве это не справедливость?
Я молчу. Нужно ли что-то отвечать? Для Гвен справедливость - это когда преступник сидит за решеткой. Так научил ее отец. А я не уверен, что готов с ней об этом спорить.
Приняв мое молчание за согласие, Гвен говорит уже гораздо мягче:
- Ты поступил правильно, Питер. Тебе не в чем себя винить. Успокойся и забудь о нем.
И, видимо для того, чтобы мне было легче забывать, Гвен снова меня целует. Вообще-то, она права во всем. Он - взрослый человек, я не несу за него ответственность, он сам сделал свой выбор, и его наказание справедливо. Я поступил правильно. Хотел бы я действительно так думать...
Каким-то неуловимым движением Гвен перемещается с подлокотника ко мне на колени, обвивает руками мою шею, зарывается пальцами в волосы. И я правда перестаю думать о докторе Коннорсе, зато вспоминаю о том, что мы с Гвен одни в квартире, ее мать вернется только завтра, а я уже предупредил тетю, что буду поздно. А потом Гвен отрывается от меня и начинает нетерпеливо расстегивать пуговицы на своей блузке. И тогда я перестаю думать совсем.

Лето заканчивается быстро и как-то совсем незаметно. Экзамены наконец-то остались позади, мы с Гвен поступили в Государственный университет, правда, на разные специальности: я выбрал физику, а она - биологию. Здорово, что мы будем по-прежнему учиться вместе, иначе я даже не знаю, как бы я находил время на личную жизнь. По телевизору говорят, что уровень преступности в Нью-Йорке резко сократился, когда заботу о безопасности города взял на себя Человек-Паук. Не знаю, правда это или очередная сказка для успокоения мирных граждан и устрашения преступников. Во всяком случае, я ничего подобного не заметил - срочные сообщения на полицейской волне отрывают меня от жизни все так же часто. Поиски работы пока безуспешны. Я ведь уже не школьник, и продолжать жить на деньги тети Мэй было бы как-то совсем неправильно. Но, кажется, все, что я умею делать хорошо - это фотографировать и быть героем в красно-синем трико. Но за второе денег не платят, а первое... В общем, найти работу фотографа, пусть даже внештатника в какой-нибудь газете, оказалось не так уж просто.
Мне начинает казаться, что моя жизнь успокаивается, замедляется как-то. Как река, входящая в ровное, широкое русло. Все становится привычным и нормальным, и даже супер-геройские будни превращаются в обычную рутину. Пожалуй, я этому рад. Мне хватило всех предыдущих месяцев, чтобы начать мечтать о покое. Душевном хотя бы. В общем, я жду осени и наслаждаюсь затишьем, и все так хорошо...
А потом я получаю письмо.

***

Раздобыть в тюрьме бумагу и карандаш не так уж сложно. Устроить передачу письма на волю так, чтобы оно дошло до адресата в целости и сохранности - уже сложнее. Но все это - мелочи перед лицом главной проблемы. А главная трудность - написать первые строки.
Я решительно склоняюсь над немного помятым листком бумаги. И тут же шарахаюсь от него, как от огня. Нет. Это фарс какой-то получается. Что я могу написать? "Привет, как дела"? Чушь!
Поднявшись со скрипучей железной кровати, я несколько раз обхожу по периметру свою, не отличающуюся просторностью, камеру. Ну вот и что это за рефлексия? Мечусь тут, как зверь в клетке. И из-за чего?
"Ага, молодец! Так и напиши. Он оценит сравнение" - невесело усмехаясь собственным мыслям, я, ссутулившись, сажусь на прежнее место.
Проходит немало времени прежде, чем карандаш, наконец, касается бумаги.
Если бы у меня была вторая рука, закрыл бы пол-лица ладонью, пока писал.
Спокойным ровным почерком я вывожу несколько строк. Быстро, не останавливаясь и не задумываясь.
"Здравствуй, Питер. Я много думал над твоими словами..." Еще бы! У меня тут масса свободного времени. "Разумеется, ты ни в чем не виноват. И совершенно ничего мне не должен. Разумеется, я не имею права ни о чем просить. Однако, увы, больше мне обратиться не к кому. Есть одна вещь, которую ты мог бы сделать. В смысле, я был бы очень благодарен. Я не могу передать тебе эту просьбу в письме. Поэтому, если бы ты нашел время прийти ко мне снова..."
Карандаш звонко рикошетит от стены и укатывается в угол камеры.
"Какой ты вежливый, Курт!"
Я откидываюсь назад, неудобно облокачиваясь спиной о холодную бетонную стену, исписанную математическими символами и химическими формулами. Графитный стержень, оказывается, очень быстро стачивается о бетон. Так что в углу сейчас лежит всего лишь плохо заточенный огрызок с ластиком на конце и какими-то пестрыми узорами.
Когда-то давно набор таких же пестрых карандашей разных цветов я подарил маленькому Питеру. Это был, кажется, День Рождения Мэри. Но я не мог прийти без подарка для самого младшего из Паркеров. В конце концов, должен же был хоть кто-то в этой семье в тот день порадоваться искренне и от всего сердца. Откровенно говоря, я бы предпочел и вовсе не приходить на это семейное торжество, если бы Ричард не попросил.
- Я хочу, чтобы вы, наконец, поладили.
- Рич, о чем ты? Мы и так неплохо общаемся, по-моему.
- Не забывай, пожалуйста, что я знаю тебя не первый день. Да и Мэри... Ты просто пойми, я устал между вами метаться. Вы - самые близкие мне люди. И если у тебя или у нее что-то не в порядке, я тоже не могу быть спокоен. А уж после той ссоры...
- И рыбку съесть и кости сдать, Рич...
- Зачем ты так?
- Ладно. Я приду. Поладим.
Судя по всему, он в тот день побеседовал по душам не только со мной, но и со своей женой. Потому что в свой День Рождения Мэри была - сама любезность и очарование. Я сидел за праздничным столом, слушал ее щебетание о приготовленном ужине и грядущем десерте, изредка косился на часы и ни разу не забыл вовремя дружелюбно улыбнуться. Питер ерзал на стуле и поминутно просил отпустить его в гостиную смотреть мультики. Ричард не забывал чмокнуть жену в щеку каждый раз, когда ходил на кухню, чтобы отнести грязные тарелки или принести забытый кетчуп.
А я сидел посреди этой идиллии и мечтал лишь поскорее уехать отсюда в какой-нибудь грязный бар с морем алкоголя и девиц легкого поведения, чтобы с головой окунуться в чернуху этой жизни. Мне хотелось прополоскать рот крепком спиртным, чтобы смыть с губ слащавый привкус этого вечера.
Я не смог бы объяснить всего этого Ричарду. Он бы просто не понял. Он действительно искренне не понимал причин, по которым я до отключки напился на их свадьбе, постоянно избегал праздничных ужинов в их доме и предпочитал видеться с Ричардом где угодно, но только не у них в гостях. Он бы не понял. А я бы не сумел объяснить. Не сумел бы подобрать правильные слова. Поэтому мне оставалось лишь мириться с положением вещей и прилагать максимум усилий к тому, чтобы ни в коем случае не выдать своего настроения неосторожной фразой или излишне мрачным взглядом.
Единственным человеком во всем этом доме, которого не касались мои мутные размышления, был Питер. Ребенок не в ответе за своих родителей. И главная задача любого взрослого - оградить его от недетских проблем и не позволить себе вымещать на нем свой негатив. Поэтому с ним я перемигивался и улыбался вполне искренне.
Интересно, помнит ли он тот день, настолько смутный и далекий?
Удивительно, что нас связывают такие противоречивые, такие банальные, но и такие дикие события. Мог ли я представить тогда, что через четырнадцать лет буду сидеть в тюремной камере и пытаться написать письмо тому самому мальчишке, успевшему за это время повзрослеть и спасти целый город, причем, от меня?
Я снова кошусь на лист бумаги, лежащий рядом. Вздохнув, поднимаю карандаш и, кое-как оторвав ту часть листа, что была уже исписана, вывожу на оставшемся клочке лишь несколько слов:
"Питер, навести меня, если будет возможность."
С подписью тоже возникает проблема. Написать "Mr." или "Dr." у меня рука не поднимается. Поэтому, поколебавшись, я вывожу в углу листа скромное "C.Connors".
Сложив многострадальное письмо вчетверо, я кладу его под подушку и вытягиваюсь поверх грубого казенного одеяла.
Вот и все. Теперь остается лишь передать его на волю и надеяться на то, что этот клочок бумаги не потеряется где-нибудь по дороге. Впрочем, не должен. Куда больше меня занимает другой вопрос: что будет, когда записка дойдет до Питера?

***

Комната все та же: голые бетонные стены, стол, два стула. И я все так же стою на пороге и не решаюсь пройти и сесть.
С того момента, как ко мне попала эта записка, прошло два дня. И все эти два дня я был уверен, что не приду. Да зачем мне вообще сюда приходить? Что такого Коннорсу может от меня понадобиться, и, самое главное, разве могу я хоть чем-то ему помочь? Я, конечно, не говорил Гвен – и никому вообще – о послании из тюрьмы, но, я уверен, знай она об этом, она сказала бы, что мне не стоит идти. И была бы совершенно права, кстати. Мне и прошлого посещения хватило, чтобы понять, что нам с доктором Коннорсом не нужно видеться, что чувство вины не проходит от простого извинения, и что на эту ситуацию я повлиять никак не могу, а значит, не надо мучить и себя, и Коннорса болезненными воспоминаниями. Лучше постараться не думать об этом. Я все это время честно старался. Я искренне полагал, что доктор Коннорс должен прийти к таким же выводам – ведь похоже было, что и для него предыдущая наша встреча прошла не слишком радостно.
Ну что такого серьезного у него могло случиться, чтобы он решил позвать меня? Захотел устроить побег, но понял, что это невозможно без помощи Человека-паука?
Я ловлю себя на том, что злюсь. Как-то совсем беспричинно и необоснованно. На себя, из-за того, что совершенно неожиданно для себя самого – вот уж точно «мимо проходил» - притащился все-таки в тюрьму. На Коннорса, который почему-то никак не может встать, наконец, на путь исправления, как все приличные заключенные, и оставить меня в покое. На всю тюремную систему США, потому что я уже минут пять торчу один посреди комнаты, а Коннорса все еще не привели!..
Дверь с зарешеченным окошком медленно открывается, и в комнату входит бывший профессор в оранжевой тюремной форме. Удивительно, но она смотрится на нем почти так же органично, как и белый халат. Во всяком случае, носит он ее с не меньшим достоинством.
Доктор Коннорс окидывает меня беглым взглядом и тут же отводит глаза. Кажется, он тоже нервничает, хотя, когда он садится и приглашающе указывает мне на стул напротив, у него получается вполне приветливо произнести:
- Здравствуй, Питер. Я рад, что ты пришел.
А уж я-то как рад! Даже слов нет, чтобы описать – насколько… Поэтому я молча киваю и, опускаясь за стол, выжидающе смотрю на Коннорса. Мы, конечно, можем долго говорить о том, как мы рады, обсуждать тюремное меню и мои успехи в учебе, но я предпочел бы пропустить эту часть, узнать, что ему от меня нужно, и как можно быстрее уйти отсюда. Но доктор Коннорс, кажется, не разделяет моего желания поскорее закончить этот разговор. Он улыбается как-то невесело и немного смущенно и говорит:
- Ну вот… Я даже не знаю, с чего начать.
Если бы руки у него было две, я сказал бы, что он развел ими, но так он просто сделал какой-то неопределенный жест, призванный подчеркнуть его сомнения и нерешительность. Ну сколько же можно сомневаться? Черт побери, да вы же сами меня сюда позвали, почему бы прямо не сказать, что вам от меня нужно, без этих бессмысленных пауз?! Ок, я сам начну… Жаль, что нельзя просто спросить «что вы от меня хотели?». Вряд ли Коннорс передал записку на волю легальным путем, поэтому не стоит упоминать о том, что я здесь не по своей воле.
- Я… на самом деле, я не знал, стоит ли мне вообще сюда приходить. Ну, после прошлого раза. Но потом я подумал, что вы, возможно, захотите меня видеть, - я замолкаю и многозначительно смотрю на Коннорса. Если он и дальше будет тянуть с объяснениями, я просто встану и уйду.
Но доктор Коннорс глубоко вздыхает и отвечает почти сразу:
- Да, и ты оказался прав. Видишь ли, у меня есть к тебе одна просьба, - Он явно не из тех, кто привык просить. Слова даются ему с трудом, он запинается на секунду и продолжает с легкой усмешкой, - Забавно… Человеку с моей известностью оказалось не к кому обратиться за помощью.
И он снова замолкает. Тщательно подавляя раздражение, чтобы оно хотя бы не так явно звучало в моем голосе, спрашиваю:
- И вы решили обратиться ко мне?
- Понимаешь, Питер, ты один из немногих, кто знаком с моей работой, - он выделяет последнее слово интонацией, чтобы я мог догадаться, о какой именно работе идет речь, - Если я попрошу тебя принести мне пару книг, ты хотя бы сможешь запомнить, как они называются… Я тут подготовил небольшой список. Как раз на случай, если ты решишь зайти. Вот, - он лезет в карман, достает оттуда смятый листок бумаги и медленно пододвигает его ко мне через стол.
Вы что, серьезно? Пара книг – это то, что вам от меня было нужно, и о чем вы так долго не решались сказать? Недоверчиво глядя на Коннорса, я разворачиваю сложенный вчетверо лист и пробегаюсь глазами по строчкам. Действительно, книги. Медицина, генетика… И тут я дохожу до конца списка и смотрю туда секунд 30, отказываясь верить глазам. «Задачка из блокнота» выведено там быстрым, небрежным почерком. Алгоритм скорости распада. То самое недостающее звено, которое доктор Коннорс искал много лет после смерти моего отца…
Да что он, совсем с ума сошел? Зачем ему нужна неверная формула? Зачем ему нужно то, из-за чего все это случилось? Зачем ему второй раз идти по заведомо ложному пути?
Зачем?
- Доктор Коннорс, прежде, чем я соглашусь выполнить вашу просьбу, не могли бы вы объяснить… - Я осторожно проговариваю все вежливые слова, которые только могу придумать в этот момент, но потом не выдерживаю и все же задаю единственный вопрос, упорно крутящийся у меня в голове, - Зачем?
- Питер, - Коннорс чуть наклоняется через стол и пристально смотрит на меня, - Я допустил ошибку. Непростительную. Роковую. Я хочу найти ее. Хочу исправить. Я знаю, это абсолютно ничего не изменит. Но… - Он поджимает губы и поднимает глаза к потолку, а потом продолжает, блуждая взглядом по комнате так, словно наяву видит все радужные перспективы, о которых говорит, и голос его становится все громче и эмоциональнее с каждым словом, - Пойми, никто не был так близок к решению, как я. Нельзя останавливаться на полдороге. Нельзя зайти так далеко и повернуть назад. Только представь, скольким людям могли бы помочь мои знания! Пусть не в этой сфере, не важно!.. Я мог бы дать надежду тысячам больных, я мог бы подарить новую жизнь тем, кто уже отчаялся. Ведь моя ошибка – это тоже опыт. Бесценный опыт! Теперь, после всего, я смогу найти другое решение!.. – Кажется, он сказал далеко не все, что мог, но намного больше, чем хотел. И он вдруг осознает это и резко обрывает себя, переводя дыхание, и гораздо тише добавляет, - Я просто очень хочу все исправить.
Я не уверен, что эта речь предназначалась мне. Во всяком случае, та ее часть, где было про новую жизнь для отчаявшихся и бесценный опыт. Я не уверен, что Коннорс не увлекся своими мыслями и, вместо того, чтобы убеждать меня выполнить чертову просьбу, не принялся доказывать что-то себе самому. Я не уверен, что он вообще не забыл о моем присутствии, пока так вдохновенно искал себе оправдания. Я уверен только в одном – я не хотел всего этого слышать.
Стул противно скрежещет по полу, отодвигаясь. Я встаю и прохаживаюсь по комнате. Со стороны, наверное, это выглядит глупо, но мне нужно чем-то занять тело, пока мозг пытается переварить все услышанное.
Самое ужасное – что мне нужно что-то ему ответить. Не могу же я просто молча выйти за дверь, хотя, признаться, этого мне сейчас хочется больше всего. И зачем только я вообще сюда пришел? Чтобы выслушать бред сумасшедшего ученого, окончательно спятившего в одиночной камере?
И, как всегда в подобных ситуациях, ничего, кроме сарказма, в голову не лезет. Ударить со всей силы кулаком по стене было бы сейчас очень кстати, чтобы успокоиться. Правда, боюсь, что толстая тюремная стена не выдержит.
То, что я сейчас чувствую, очень похоже на разочарование. Если, конечно, такие эмоции вообще уместны по отношению к доктору Коннорсу. А если даже и не уместны… В общем, я не знаю, как еще можно назвать это чувство, которое одновременно и опустошение, и усталость, и желание орать до хрипоты, пока меня не услышат, пока в очень умной голове доктора Коннорса не уместится простейшая мысль о том, что ему пора бы найти себе какую-нибудь другую цель в жизни вместо постепенного саморазрушения, красиво прикрытого благими намерениями.
Я несколько раз глубоко вдыхаю и выдыхаю душный, тяжелый воздух, с трудом разжимаю напряженно сжатые кулаки, возвращаюсь к столу и, встав перед Коннорсом, сообщаю:
- Я не буду этого делать.
Он поднимает на меня взгляд так медленно, словно тот весит по меньшей мере тонну, и спрашивает:
- Почему?
Это не так-то просто – заставить голос звучать твердо, но не жестко. Не сорваться на крик. Не высказать ему все, что я думаю по поводу его идиотской затеи, его долбаных исследований и его психического здоровья в целом.
Так не разговаривают. Так ходят по минному полю. Я по капле выдавливаю из себя слова, уже в процессе понимая, что они – не те, что все это бесполезно, что я ошибся, и сейчас прогремит взрыв:
- Доктор Коннорс. Вы ведь пытались уже однажды. И сами видите, что из этого получилось. Неужели вы хотите опять…
- Питер, тюремная прачечная не похожа на лабораторию, - перебивает меня Коннорс с усталой полуулыбкой и добавляет так уверенно, как если бы уже раз сто проговаривал эти слова про себя, - Я хочу разобраться лишь в теории.
И тогда я не выдерживаю.
- Да какая разница?! Как вы не можете понять: вы и так полжизни отдали воплощению своей навязчивой идеи. Вы считаете, что помогали людям? Да ни черта подобного! Вы потакали своим комплексам. Вы все это делали только ради себя, потому что так и не научились заново жить после того, что с вами произошло. Вы не решали свою проблему, вы загоняли себя в нее. Как в клетку! Если вы и дальше хотите оставаться в этой клетке, то на мою помощь можете не рассчитывать!
Я стою, упираясь руками в стол, нависая над неподвижно замершим Коннорсом, и не верю в то, что я действительно все это сказал.
Кажется, он тоже еще не может до конца в это поверить. Я вижу, как меняется что-то в его лице, когда к нему приходит осознание сказанного мной. Я вижу, как какое-то почти детское удивление, которое бывает, когда ты тянешься погладить добрую собачку, а она вдруг вцепляется тебе в руку зубами, сменяется злостью. А еще я вижу, как сквозь эту тихую, тщательно сдерживаемую злость проступает боль. Острая и резкая, как от пулевого ранения. И потом я ничего больше не вижу, потому что быстро разворачиваюсь к Коннорсу спиной и прячу лицо в ладонях. Как хорошо, что я могу позволить себе эту маленькую трусость – отвернуться и не смотреть на него, - иначе я бы точно не смог сказать:
- Простите. Я не должен был всего этого говорить, - и собственный голос кажется мне слишком глухим и хриплым.
Доктор Коннорс молчит. Мне хочется говорить что-то еще, извиняться, врать, что я на самом деле не думаю всего того, что высказал ему, лишь бы только не слушать эту тяжелую тишину за спиной. Потом он встает и медленно идет к двери, и я вздрагиваю, когда он пугающе спокойно произносит:
- Ты слишком много на себя берешь. Так можно не выдержать и сломаться однажды. Допускаю, что это уже стало для тебя привычкой, но ты не обязан копаться в проблемах каждого, кто встречается у тебя на пути. Тем более, в моих.
Я резко оборачиваюсь и потрясенно смотрю на Коннорса. Он уже стучит в дверь, и ее открывают с той стороны. И я не успеваю ничего понять, не успеваю задуматься, мне только кажется, что он сказал сейчас именно то, что я давно хотел услышать. А еще я знаю, что сейчас он уйдет навсегда, и от этого почему-то становится страшно.
- Доктор Коннорс! Можно мне еще раз прийти? - быстро, не давая себе передумать, говорю я ему в спину.
С порога он оглядывается и смотрит на меня так, будто видит впервые. А потом едва заметно улыбается какой-то снисходительной и слегка болезненной улыбкой:
- В следующий раз принеси сигареты. Они тоже были в списке.

@темы: категория: слэш, персонаж: Питер Паркер, персонаж: Курт Коннорс, персонаж: Гвен Стейси, пейринг: Питер Паркер / Курт Коннорс, творчество: фанфик, рейтинг: R

---

[Донемон]

А кто знает, кто в последнем фильме приходил к Коннорсу после титров?
Вышел из стены, в стену же и ушел. Не знаю, кого создатели прочат в антагонисты следующего фильма, но мне в голову упорно лезет только Мефисто. Просто не могу сообразить, кто еще способен так запросто уходить в стену, кроме него, Доктора Стрейнджа и людей Икс (но последние, вроде как, на стороне героев).

---

Клип

[Илэра]

Название: Let Me Be Your Fantasy
Фэндом: The Amazing Spider-Man (2012)
Жанр: романс
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Курт Коннорс/Питер Паркер
Саммари: АУ - после того, как доктор Коннорс в человеческом облике спас Питера от падения с крыши, тот не сдал его полиции, а спрятал у себя.
Скачать: Spider-man - Let Me Be Your Fantasy (26 мб)
Примечание: качество клипа плохое из-за качества исходника-экранки.

@темы: категория: слэш, творчество: фанвидео, персонаж: Питер Паркер, персонаж: Курт Коннорс, пейринг: Питер Паркер / Курт Коннорс, рейтинг: NC-17

---

[Кирилл Клён]

Ещё четыре арта.

I can cure them... by *Buuya on deviantART


The Amazing Spider-Man by ~BlackFeatherz29 on deviantART


The Amazing Spider-man by *KanKung on deviantART


Amazing SpiderMan Unmasked by *DazTibbles on deviantART

И снова мой скромный вклад

Curt Connors by ~Ray-Kirrah on deviantART

@темы: творчество: арт, персонаж: Питер Паркер, персонаж: Курт Коннорс, люди: Эндрю Гарфилд, люди: Рис Иванс

---

[Кирилл Клён]

Три арта с Девианта

The amazing Spiderman by ~zamzaam on deviantART


AmazingSpiderMan by ~creepy9 on deviantART


Spiderman by ~symphonikaa on deviantART

И мой скромный вклад

Curt Connor, Peter Parker - The Amazing Spider-Man by ~Ray-Kirrah on deviantART

@темы: творчество: арт, персонаж: Питер Паркер, персонаж: Курт Коннорс, пейринг: Питер Паркер / Курт Коннорс

---

House of hope.

[Чёрный Ватаняр]

Название: House of hope.
Автор: Aevian
Категория: слэш
Пейринг: Ричард Паркер/Курт Коннорс, упоминаются Ричард Паркер/Мэри Паркер и Курт Коннорс/Марта Джонсон
Рейтинг: по моим критериям это всё же R.
Жанр: драма
Размер: 4410 слов
Дисклеймер: я не Стэн Ли, и это печально.
Саммари: жизнь до ОсКорпа.
Предупреждения: Зверское AU, рассматривающее жизнь Курта Коннорса с точки зрения фильмографии Риса Иванса и того, каких раздолбаев он обычно играет. Коннорс потерял руку, и это канон, но вдруг кто-то не заметил. Также в арсенале ненормативная лексика, запой, употребление наркотиков, упоминание теракта и попытка самоубийства. Также некоторые герои выглядят иначе, чем в каноне

, а именно

.

CConnors
16:08:23
Через десять минут иди в кабинет 23-15

RParker
16:09:01
Зачем?

CConnors
16:10:38
Дай подумать. Я думаю, сегодня я тебе отсосу. Я усажу тебя на тот стеллаж с личными делами, который мне никогда не нравился, встану на колени и возьму в рот. Как тебе план?

RParker
16:11:45
Мы на работе.

CConnors
16:12:17
Сугубо для улучшения кровообращения.

RParker
16:13:00
Ты же не отстанешь?

CConnors
16:13:14
Жду тебя через пять минут.

У них редко получалось полноценно заняться любовью – в постели, не торопясь, смакуя и наслаждаясь даже не столько сексом, сколько ощущением, что они вместе и прямо сейчас им никуда не надо. Ричард был женат, и хотя Мэри Паркер относилась к тому, что он «задержится с Куртом в лаборатории», крайне терпимо, расценивая это как неожиданный отпуск от брака и возможность провести тихий вечер с подругами за бутылкой вина, ему не хотелось вызывать ненужные подозрения, поэтому они отправлялись к Курту не чаще раза в месяц.
В однокомнатной квартире Коннорса всегда творилось что-то неописуемое. Однажды, войдя, они застали там девицу, стоявшую на голове с косяком марихуаны в зубах. Увидев их, она приняла нормальное положение, не говоря ни слова, поцеловала Курта в губы и ушла в одних колготках, не обуваясь; Ричард больше ни разу с ней не встречался. В другой раз кухня была усыпана осколками битой посуды, единственная висевшая раньше на стене картина валялась в углу, истыканная ножом, и даже раскладной диван Курта, старый, но выдерживавший их и совершенно неподъёмный, был перевернут.
- Ты приводил сюда стадо носорогов? – не сдержался Ричард, созерцавший всё это даже с некоторым восхищением, как смотрят на смертельную, но не заразную болезнь.
- Почти, - коротко усмехнулся Курт. – Испытывал новую дурь. Чтобы наверняка никого не покалечить, заперся на все замки и выбросил ключи в окно.
- Ты хочешь сказать, что всё это устроил ты?
- Ну не ты же, - невозмутимо пожал плечами Коннорс. – Ты читал Берроуза?
- Которого?
Потом они три часа наводили порядок – и Ричарду пришлось несколько раз вытаскивать осколки стекла, по которым Курт расхаживал так беспечно, словно всё ещё был под кайфом – и устали так, что не смогли не только заняться любовью, но даже полноценно уснуть, и Ричарду лезли в голову какие-то совершенно нелогичные мысли, отчего ему казалось, что он тоже чего-то накурился или наглотался, а Курт лениво рассуждал о Джоне Картере, ищущем яхе у тарнов – и вообще, говорил он, скорее всего Картер никогда не путешествовал на Марс, а просто видел сон под яхе и телепатически общался с жителями красной планеты. Ричард уже уснул, а Курт всё ещё говорил, как здорово было бы поглядеть на кончающую от ментального контакта Дею Торис.
Однажды, ещё до беременности, Мэри уехала к родителям в Техас на уик-энд. Курт, не спрашивая разрешения, явился в полдесятого с бутылкой мескаля и конвертом с ЛСД, развалился на ковре в гостиной и запел «Балладу о Люси Джордан».
- Почему Тельма и Луиза не трахнулись? – внезапно крикнул он Ричарду посреди припева.
- Ничего не слышу, - отозвался из кухни Ричард. – Сейчас.
Через полминуты он возник на пороге гостиной с миской начос и пиалой гуакамоле, двумя стаканами и принесённой Куртом бутылкой.
- Я спросил, почему Тельма и Луиза не трахнулись, - повторил тот, наливая едва ли не до краёв. – Пир во время чумы, вся бодяга.
- Потому что Ридли Скотт уважает кодекс Хейса, - рассудительно отозвался Ричард, беря стакан. – За Фрейда?
- За Фрейда, - согласился Курт.
Всю эту ночь они с небольшими исключениями провели на ковре. На нём они пили, ели, дремали, занимались любовью и разговаривали. Ричард в пьяном виде всегда держался долго, не прилагая к этому никаких особенных усилий, и не требовал особенного внимания, что Курт крайне ценил. Это, правда, несколько затрудняло подсчёты, сколько именно раз они занялись любовью за ночь, но в итоге сошлись на трёх.
- Ненавижу похмелье, - пробормотал наутро Ричард.
- Не гони пургу, - бодро отозвался Курт. – Похмелье – это миф, придуманный производителями Алка-Зельтцера.
- Похмелье – это результат алкогольного отравления. А твой организм просто привык к яду, как привык к нему организм… Папы Александра, что ли?
- Понятия не имею. Будешь?
- Ты не охренел? Мне сейчас нельзя кислоту, у меня не тот сет.
- Ладно, прозябай дальше в своей серой обыденности, - пожал плечами Курт.
На кой хрен Курту 26 февраля 1991 года понадобилось во Всемирный торговый центр, Ричард так и не узнал – Коннорс взрывался при любом вопросе. Всё, что удалось выяснить – что, когда прогремел взрыв, он как раз припарковал машину на одном из верхних уровней подземного паркинга и направлялся к лифту. Курт потерял руку, и это было ужасно, но повезло, что он вообще выжил. Что бетонная плита потолка упала как раз на колонну, придавившую ему руку, и не раздавила его. Что он не задохнулся раньше, чем приехали спасатели. Что от ампутации прямо на месте – иначе было никак – не развилось заражение крови. Курту повезло, и отрицать это было нельзя, но он всё равно бесился и срывал злость на Ричарде и своей, как оказалось, тогдашней девушке Марте.
- Блядская больница, - бормотал он. – С их блядскими правилами и блядскими медсёстрами. Они кормят меня морфином, как будто не доказано, что кислота не вызывает привыкания и более эффективна даже при малых дозах, недостаточных для прихода. «Сейчас вы пациент, а мы врачи, и нам определять способ лечения». Урыл бы нахуй. А ты чего уставилась? Принесла апельсины и свободна, марш самоутверждаться в другом месте.
Марта, как правило, оставляла пакет на кресле и уходила, а Ричард оставался, несмотря на ругань Курта, которая рано или поздно иссякала. Садился на кровать и массировал ему ступни, которые не были прикрыты, потому что Курт натягивал одеяло почти до ушей, лишь бы прикрыть правую руку, точнее, её отсутствие. Тогда Коннорс окончательно затихал и через какое-то время виновато спрашивал:
- Как Мэри?
- Нормально, - стабильно отвечал Ричард, умалчивая о том, что та лежала в этой же больнице в инфекционном отделении на другом этаже, с малярией, которую подхватила во время их совместной поездки в Африку, и каждый раз, когда он приходил, первым делом спрашивала:
- Как Курт?
Ей он, просидев положенные полчаса, врал, что его вызывают на работу. У Курта же сидел до упора, пока его со словами «Доктору Коннорсу нужен отдых» не выгоняла сестра. Тогда Ричард возвращался домой и звал в гости свою сестру Мэй, которая приходила с домашним рагу, вздыхала по поводу Мэри, усаживалась рядом и гладила его по руке. С Мэй было легче дышать.
Курта выписали, три дня спустя выписали и Мэри. Та опять уехала к родителям, которые переволновались из-за её болезни, и Ричард прождал Курта до одиннадцати вечера, после чего плюнул и позвонил Марте.
- Марта, привет. Это Ричард. Курт не у тебя?
- Нет, Ричард. Он сказал мне о ваших отношениях и послал меня к чёрту.
Голос Марты звучал на удивление спокойно, и Ричард невольно спросил:
- И ты не расстроилась?
- Это не первый раз, когда я влюбляюсь в гея. Я переживу.
- Курт не…
- Пока, Ричард.
И повесила трубку. Ричард растерянно покосился на часы, сгрёб ключи и бумажник и поехал к Курту.
Тот был безбожно пьян. На полу у унитаза красовалась лужа рвоты, пустых и полных бутылок было столько, сколько Ричард за всю свою жизнь не видел, а сам Курт сидел развалясь на диване и бездумно смотрел в потолок.
- Отъебись, Паркер, - сипло пробормотал он, глядя куда-то мимо. Ричард еле разобрал его слова.
- Вставай, Курт. Пошли. Я отвезу тебя домой.
- Я дома, а ты езжай на хуй.
В том, как он это произносил, не было злобы, только беспросветная тоска. Кое-как Ричард поднял его – помогло то, что он сильно отощал после больницы, говорил, что там отвратительно кормят, что вся еда провоняла напополам блевотиной и марганцовкой, и ел только фрукты, которые приносили Ричард и Марта.
- Реально, Паркер, иди на хуй, - с трудом продолжил Курт, голова его болталась, как у младенца. – Я женюсь и завязываю с гомосятиной.
- Я звонил Марте. Ты её бросил.
- Херня, - Курт улыбнулся, и рот расползся, как у лягушки. – Она меня бросила. Сказала, что ей нахуй не нужен калека, и выставила меня за порог.
- В самом деле?
Из глаз Курта потекли мелкие пьяные слёзы, они текли по вискам и впитывались в волосы. Ричард с трудом уложил Курта на заднее сиденье и поехал домой.
Марта Ричарду нравилась. Она была для Курта тем самым удивительным сочетанием двойника и противоположности, благодаря которому люди могут провести вместе сколько угодно времени без риска надоесть. Лёгкая на подъём, но при этом рассудительная, жизнерадостная и в то же время необычно проницательная, она, как и Курт, умела вызывать доверие и, в отличие от него, практически всегда это доверие оправдывала. Пока Коннорс отсыпался, Ричард ещё раз позвонил ей.
- Нормальные люди в это время спят, - сонно отозвалась трубка.
- Ты не представляешь, в каком состоянии я нашёл Курта.
- Примерно в том же, в котором я его оставила, полагаю. Или нет?
- Скорее всего, да, - подумав, признал Ричард. – То есть его вырвало, но он это компенсировал.
- Избавь меня от подробностей. Зачем ты звонишь?
- Он говорит, это ты его бросила.
- Чушь. Он заявился уже пьяный, с порога сказал, что трахается с Паркером, не обращая внимания на моих родителей, которых я пригласила на ужин, начал расписывать моему отцу прелести пассивного анального секса, я деликатно выволокла его из столовой и сказала, что, что бы ни происходило в его личной жизни, лучше обсудить это, когда он протрезвеет, а сейчас я отвезу его домой. Когда я притащила его домой, он сказал, чтобы я проваливала и больше не показывалась ему на глаза. Вот и всё.
- Прости, пожалуйста, - помолчав, произнёс Ричард. – Мне жаль, что так вышло.
- Ты-то здесь при чём, - отозвалась Марта. – Ему очень тяжело, и я его понимаю. Будь с ним поласковей, хорошо? Ты единственный человек, которого он может терпеть в таком состоянии.
- Конечно. И я уверен, что он сам первый откажется от своих слов и прибежит к тебе просить прощения, когда оклемается.
- Он не оклемается, - с неожиданной уверенностью возразила Марта. – Он сейчас отталкивает от себя всех людей, потому что сам ненавидит себя за своё увечье. Он боится жалости… вернее, боится, что с ним останутся из жалости. Но если мы действительно уйдём, это сломает ему жизнь.
- То есть ты останешься с ним? – уточнил Ричард, в общем-то, не ожидая отрицательного ответа.
- Нет. Я же говорю, он будет уверен, что я с ним из жалости. Для него наш союз основывался на физической привлекательности, и, как он думает, потеряв её, он утратил всю притягательность для меня.
- А это правда?
- Конечно, нет. Он замечательный человек. Береги его. Он может встретить сколько угодно расположенных к нему женщин, но друга, как ты, он не найдёт никогда. Поэтому не оставляй его, сколько бы он ни ругался, хорошо?
- Конечно. Спасибо, что поговорила, и прости, что разбудил.
- Угости меня шампанским, и мы в расчёте, - усмехнулась Марта. – Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - отозвался Ричард и повесил трубку.
Он накрыл Курта пледом и сел в кресло у дивана, на котором расположил его. Кресло было неудобным, и он не рассчитывал спать, предполагая, что Коннорсу, когда он проснётся, может что-то понадобиться, но сам не заметил, как задремал.
Когда он проснулся, перед ним стоял Курт, протягивающий кружку.
- Я сделал кофе, - без определённой интонации сообщил он.
Его веки и вообще всё лицо припухло от отёка, но рука с кружкой не дрожала, а волосы явно были только что вымыты.
- Спасибо, - произнёс Ричард, принимая кружку.
Глоток кофе выиграл бы ему время, чтобы придумать, какой вопрос задать для начала разговора, но Курт его опередил. Отвернувшись, он безразлично сообщил:
- Я доем омлет и уеду. Спасибо, что дал переночевать – у меня дома нет нормальной еды, всё испортилось, пока я лежал в больнице.
Ричард хотел было сказать, что его выписали четыре дня назад, и за это время можно было купить что-нибудь кроме виски и рома, но вместо этого предложил:
- Хочешь, я отвезу тебя? А по пути заедем куда-нибудь и купим продуктов.
- Спасибо, я поймаю такси, - ответил Курт, и после паузы добавил, - наверное. Если они заметят, что я их ловлю.
И невольно дёрнул ампутированной рукой.
- Я отвезу тебя, - поднялся Ричард. – И зайдём в Севен-Илэвен.
- Ещё предложи оплатить мои покупки, - фыркнул Коннорс.
- То есть ты согласен?
- Понимаешь, - Курт наконец повернулся, и взгляд его был необычно серьёзен, - ты не сможешь возить меня вечно. Однажды тебя не окажется рядом, и мне придётся переучиваться. Я хочу научиться жить сам.
- И никто с этим не спорит, - примирительно поднял руки Ричард. – Просто позволь мне облегчить тебе переходный период. Наркоманы же принимают заместительные препараты.
- Хорошее сравнение, - кивнул Коннорс, и Ричард впервые увидел в его лице что-то непривычное, какую-то новую жёсткость и замкнутость, словно бы он был Курту чужим человеком.
- Так ты согласен? – он попробовал улыбнуться и почувствовал, как улыбка вышла неестественной под этим взглядом.
- Да. Иди прими душ и одевайся, вода там ещё есть.
Ричард пошёл к двери, на ходу стягивая свитер, но на полпути осёкся – взгляд Курта буквально жёг ему спину.
В «7/11» Курт отобрал у Ричарда тележку, буркнув что-то про привыкание, не справился с управлением и врезался в стойку с двухлитровыми бутылками кока-колы. Пластик не разбился, но стойка упала с таким грохотом, что на Коннорса уставились все, от кого его не закрывали стеллажи. Покраснев до багрового цвета, он стал неуклюже подбирать бутылки одной рукой, и на это было так больно смотреть, что Ричард не выдержал и, присев на корточки рядом с ним, якобы чтобы помочь, шепнул:
- Сделай вид, что тебе что-то пришло на пейджер, и уходи, я тут уберу.
Курт послушался и смог как раз ускользнуть от подошедшего администратора. Та после окончания уборки стала настаивать, что они сломали стойку, хотя там от падения (и то Ричард не был уверен) всего лишь разболтался один шарнир. Тем не менее Ричард, чтобы отвязаться, отдал ей пятьдесят долларов на ремонт. Расплатившись, он вышел на улицу и стал озираться в поисках Курта, который внезапно возник за его спиной будто из ниоткуда и подхватил его под руку.
- Валим отсюда.
- Ты в порядке? – осведомился Ричард, покорно отдавая Курту один пакет.
- Не задавай глупых вопросов.
Ричард вздохнул.
До дома Курта они дошли без приключений. На лестничной клетке их окликнула какая-то пожилая женщина, и Курт, побледнев, поспешно развернулся к ней вполоборота, закрывая корпусом правую руку. Она пожаловалась на запах, и Коннорс сообщил, что был в больнице, а мусор вынести было некому. Очевидно, удовлетворившись ответом, она ушла, а Ричард с досадой вспомнил, что сейчас квартиру надо будет и убирать – оставить Курта в том, во что она превратилась после его запоя, он не мог.
Запах действительно был впечатляющим и чувствовался ещё на лестничной клетке. Когда они открыли дверь, обоим в нос ударило густое амбре из запахов мусора и рвоты. Курт невольно скривился, но решительно шагнул внутрь.
На уборку они потратили в этот раз часа четыре. Ричард поставил на плиту чайник и уставился в стену. В мыслях была какая-то гулкая, отупляющая пустота.
Они впервые переспали, отмечая предпоследнюю закрытую сессию. Курт тогда где-то достал кучу ретро-шмоток, раздал их всем, кто пришёл к ним на вечеринку, и врубил тот термоядерный фьюжн, который всегда сам отбирал и записывал на кассеты в строго не подчиняющемся логике порядке. Би Джис чередовались с какой-то жутко этнической восьмиминутной тягомотиной, Юритмикс с the Animals, Жан-Мишель Жарр с мессой папы Марчелло. Ричард сидел в углу с бокалом водки с соком, слушал какой-то очень томный голос Кори Харта из магнитофона и смотрел на Курта, изображавшего его на пару с их однокурсницей Моникой. Та была влюблена в Коннорса, и Ричард искренне не понимал, почему безответно – она была довольно симпатична и отнюдь не глупа. Потом все гости куда-то постепенно разбрелись, в общей сложности Ричард к этому моменту выпил уже где-то пол-литра водки, из магнитофона играл Бэрри Уайт, словом, поводов для двадцатилетних парней без постоянных отношений было более чем достаточно. Ричард проснулся один и помнил ночь достаточно смутно, чтобы не задавать никому глупых вопросов.
Чайник закипел и как-то приятно, негромко и невысоко, засвистел. Ричард достал две чашки, выключил газ и высунулся в прихожую.
- Курт? Курт!
Дверь в санузел была приоткрыта, свет там не горел. Из гостиной был выход на небольшой балкончик, и Курт всегда выходил туда курить травку или просто подышать. Там ему лучше думалось.
Ричард открыл дверь и вышел к нему. Курт сидел на взятом из кухни табурете и смотрел куда-то вдаль. При виде безвольно висевшего рукава джемпера у Паркера сжалось сердце, но он не подал виду.
- Чай готов, - сказал он.
- Угу, - отозвался Курт, казалось, не могший отвести глаз от чего-то в доме напротив. – Я приду через пять минут.
Что-то в голосе Курта насторожило Ричарда. Он ушёл, прошёл в кухню и подошёл к окну, из которого видна была небольшая часть происходившего на балконе. Сквозь полупрозрачную занавеску он видел, как Курт оглянулся в гостиную, проверяя, нет ли там Ричарда, и здоровой рукой подтащил табурет к перилам. Ричард кинулся прочь в момент, когда он поставил на него ногу.
Когда он ворвался на балкон, Курт уже стоял одной ногой на перилах.
- Курт, - только и смог произнести Ричард, - Курт, пожалуйста.
- Будет прикольно, - каким-то неживым голосом произнёс тот, - если полицейские начнут гадать, куда делась моя рука, правда? Не говори им правду. Пусть поработают головой.
- Курт, спустись ко мне.
- Зачем?
- Я прошу тебя.
- Ты можешь вернуть мне руку? – дёрнул углом рта Коннорс.
- Нет, - признал Ричард.
- Ну вот и катись к чёрту.
- Курт, пожалуйста! …Я люблю тебя, - после паузы отчаянно и безнадёжно произнёс Ричард.
Курт обернулся. И ровно и страшно сказал:
- А мне-то что с того.
В голове Ричарда мелькнула мысль, что если бы Курт действительно хотел спрыгнуть, он бы сделал это ещё когда он ворвался на балкон, чтобы не дать Ричарду себя остановить, а это просто способ привлечь внимание и вызвать жалость, но он отогнал её. И протянул Курту руку.
Это было идиотским жестом, через секунду понял он, хотя бы потому что он стоял с правой стороны, но Коннорс, помедлив бесконечную секунду, поставил ногу обратно на табурет. Шагнул вбок, спускаясь на пол, повернулся и вложил здоровую, левую руку в ладонь Ричарда.
Ричард не мог поверить, что у него получилось. На него нахлынуло огромное, беспредельное облегчение, и он прижал Курта к себе, чувствуя, как часто и сильно бьётся у того сердце.
- Пойдём внутрь, - тихо сказал Ричард.
Когда они пришли на кухню, он взялся за сахарницу и неожиданно понял, что у него дрожат руки.
Той ночью Ричард заночевал у Курта. Он всё равно не мог уснуть, стоял на балконе, смотрел на бледно-бежевое от городских огней пасмурное небо, если бы курил – то курил бы. В самом деле, в практике им с Куртом – он поймал себя на том, что думает о них как о едином целом, хотя на самом деле никакой взаимозависимости, кроме эмоциональной, между ними не было – так вот, в практике им с Куртом теперь делать было нечего. Типичная американская заповедь, которую совершенно справедливо выделил ещё Говард Кэмпбэлл – если ты такой умный, то почему такой бедный? – работала и в медицине, если ты хороший врач, то почему лишился руки? – и даже если предположить, что Курта переведут только на клинику – что само по себе было не очень хорошо, потому что он всегда стремился именно оперировать, именно работать над сложными случаями больше, чем Ричард – то чёрт возьми, он же даже простой укол с трудом сможет сделать.
- Рич? – негромко окликнули его.
Ричард обернулся, машинально бросив взгляд на часы. Три двадцать.
- Почему ты не спишь?
- Не знаю; перенервничал.
- Прости, просто…
- Я думал о нас, - перебил его Паркер. Это было неуклюже и нетактично, но остановиться было бы ещё большей глупостью. – Мы можем уйти в чистую науку. В разработку каких-нибудь инноваций.
- Я представлял своё будущее не за формулой крема от морщин, - усмехнулся Курт. Без очков и в темноте он выглядел чем-то потусторонним, и глаза казались особенно чужими.
- Мы можем попробовать вернуть тебе руку.
- Повтори, - после паузы произнёс Коннорс.
- Мы можем попробовать вернуть тебе руку. Заняться исследованием регенерации. Сейчас столько возможностей – начинаются разработки в генной инженерии, геронтологии, эмбрионологии, может, удастся выделить вещество, ускоряющее рост клеток, да чёрт его знает! – когда Ричард начинал каждое новое предложение, он ещё не знал, чем оно закончится, но его несло на волнах вдохновения, и он чувствовал, что прав. – И нам дадут денег, потому что, во-первых, инвалидов сейчас много, во-вторых, это можно будет применять и для лечения старения, а в-третьих… - он осёкся, глядя на лицо Курта. – Что?
- Ты с таким энтузиазмом об этом говоришь, - Курт усмехнулся уголком рта. – Как будто это твоя проблема.
- Моя, - искренне возразил Ричард. – Я хочу тебе помочь.
- А я хочу обходиться без помощи. Конфликт интересов.
- Курт, пожалуйста. Не отталкивай меня. Я на многое готов, чтобы ты был счастлив.
Какое-то время Курт молчал. Потом отвернулся и лёг обратно. Ричард со вздохом встал, обошёл кровать и тоже лёг – рядом, но не касаясь. И когда он уже почти заснул, отложив на утро все разборки и проблемы, Курт внезапно сказал:
- Прости меня.
Вместо ответа Ричард подвинулся и поцеловал его в плечо.
Курт уволился, что было даже не естественно, а необходимо, и переехал. Ричард узнал об этом случайно, когда совершенно ненамеренно проезжал мимо, затормозил перед переходом и увидел у грузовика командовавшего грузчиками Курта. Тот продал эту квартиру – когда только успел – как потом выяснилось, ниже рыночной стоимости, и переехал в небольшой, но уютный домик дальше от центра. С точки зрения Ричарда это было по всем параметрам нерационально – и такие траты сейчас, когда непонятно, как сложится его дальнейшее будущее, и смена квартиры на втрое большую – кто, спрашивается, будет поддерживать порядок? – и удаление от центра, когда удобнее было бы жить там, чтобы можно было дойти до любого нужного места пешком или взять недорогое такси и не сталкиваться с необходимостью рулить одной рукой – но кто его, Ричарда, спрашивал. У нового дома было только два неоспоримых преимущества – высокие и глухие живая изгородь и дощатый забор (раньше в нём жили русские эмигранты, уехавшие в Алабаму) и проход в гараж прямо из прихожей.
На той же неделе произошёл и неожиданно оказавшийся вполне терпимым разговор с Мэри. По идее, Ричард должен был чувствовать себя виноватым, но в основном он чувствовал вину как раз за отсутствие каких бы то ни было угрызений совести. Она просто окликнула его, когда он в очередной раз сказал, что навестит Курта.
- Ричард?
- Да? – уже почти от двери обернулся он.
- Вы вместе?
- Что? – вопрос прозвучал так обыденно и просто, что он сначала подумал, что она имеет в виду что-то другое, например, не приедут ли они потом вместе на ужин.
- У вас есть секс?
- С чего ты это… то есть нет, конечно.
- Ричард, - она ласково усмехнулась. – Помнишь нашу поездку в Африку? Помнишь прошлую осень, когда Коннорс уехал в институт Кюри? Помнишь лето восемьдесят девятого? Я бы списала разовый скачок в количестве на новое бельё, но это факт: когда ты не видишься с Коннорсом достаточно долгое время, ты чаще занимаешься любовью со мной. Я не стану устраивать сцен, честное слово. Просто скажи правду, которую я и так знаю, чтобы я хотя бы знала, что мой муж может не врать мне.
Ричард прикрыл глаза.
- Да. Мы периодически спим вместе с последнего курса бакалавриата.
- Спасибо, - просто сказала Мэри.
- Ты… пойми, я люблю тебя. Я очень тебя люблю. Просто… я не знаю, как это объяснить.
- Я понимаю.
- Правда?
- Да. Не переживай.
- И ты не собираешься со мной разводиться? Никаких ультиматумов и эротического бойкота?
- Смеешься? Этим я накажу в первую очередь себя, - прыснула Мэри, и, посерьёзнев, прибавила, - у меня есть только одно условие.
Мысленно Ричард приготовился к тому, что она потребует переезда в другой город, или чего угодно ещё, но Мэри просто попросила:
- Давай заведём ребёнка. Когда-нибудь в будущем. Я хочу, чтобы у меня был ребёнок.
- Конечно, - Ричард почувствовал невероятное облегчение. – Я тоже этого хочу.
- Вот и отлично. Удачи.
Они поцеловались, почти как обычно, но улыбнуться на прощание у Мэри не получилось.
Последующие две недели Курт искал работу, а Ричард как мог помогал ему. На чистые исследования, как правило, клиники приглашали учёных сами. Везде нужны были исключительно практикующие хирурги, как для выполнения рутинных операций и ассистирования на сложных, так и для действительно сложных творческих заданий, совмещаемых с исследованиями. До травмы Курт жил достаточно скромно, вкладывая всю непотраченную зарплату в какое-то кафе, Ричард особо не интересовался, какое, но в новом доме и с новыми потребностями расходы возросли, и доходов от его доли едва хватало.
К себе обычно темпераментный – Ричард не знал, сколько раз в неделю они до его травмы встречались с Мартой, но самого Паркера Коннорс утягивал в ближайшую кладовку минимум раз в день – Курт подпустил его только через месяц, даже позже.
- Смотри что я нашёл, - Ричард плюхнул на стол пакет с глянцевыми буклетами, и Курт поморщился, но послушно взял один из них.
- ОсКорп. Раздвигая границы для лучшей жизни. Что это?
- Это, - Ричард перелистнул на пятнадцатую страницу и ткнул пальцем в предпоследний абзац, - наша новая работа.
- Как ты лихо всё решил, - пробормотал Коннорс, пробегая глазами всю страницу, - генная инженерия? Герпетология?..
- Мне удалось узнать, что у Нормана Осборна Альцгеймер в начальной стадии. Это крайне важно для него, но он финансирует эти разработки из личных средств, в обход совета директоров. Наша задача – доказать, что мы охуенны и при этом дёшевы.
- Мы? – переспросил Курт. – Почему мы?
- Я иду с тобой.
- Ты считаешь, я не смогу справиться сам?
- Конечно, сможешь. Посмотри на меня. Я иду с тобой потому, что я хочу быть с тобой. Я понимаю, что то, что случилось с тобой, никто не смог бы пережить легко. Но ты помимо объективных сложностей, которые можно преодолеть со временем, ещё и наказываешь себя сам. Тебе не за что себя наказывать. Ты не изменился, и моё отношение к тебе не изменилось.
- Я вёл себя как мудак.
- То есть как всегда, - не удержался Ричард, и Курт неожиданно рассмеялся, утыкаясь лбом в его плечо.
- Ты пойдёшь со мной наверх? – спросил он, гладя затылок Ричарда здоровой рукой.
- Конечно, - кивнул Паркер.
- И я, наверное, тоже, - быстро пробормотал Курт, целуя его.
Ричард только наверху понял, к чему это было.
Когда Курт был в душе, у Ричарда пискнул пейджер.
- Собеседование завтра в одиннадцать! – крикнул он Курту.
- Ага, - тот вышел из ванной в халате на одном плече. – Спасибо тебе.
На следующий день без пятнадцати одиннадцать они вошли в Осборн Тауэр.

@темы: категория: слэш, персонаж: Курт Коннорс, творчество: фанфик, рейтинг: R

---

The Amazing Spider-Man (1967)

[что дальше]

это вам не imax

@темы: медиа: видео, персонаж: Питер Паркер, персонаж: Курт Коннорс, персонаж: Гвен Стейси

---

Рисовалки

[созвездие гончих псов]

Раз уж пошла такая пьянка.. я могу поделиться?

@темы: творчество: арт, люди: Эндрю Гарфилд, рейтинг: PG

---

Гифспам с Гарфилдом

[LinaHappyMushroom]

ещё 18

@темы: персонаж: Питер Паркер, люди: Эндрю Гарфилд

---

[шлимазл]

все люди как люди, а я люблю рпс!

+++

@темы: медиа: фото, люди: Эндрю Гарфилд, люди: Рис Иванс, люди: Эмма Стоун, категория: рпс, пейринг: Эндрю Гарфилд / Рис Иванс

---

[rekrap retep]

Фото со съемок

+7

и прекрасный бонус

@темы: медиа: фото, люди: Стэн Ли, люди: Эндрю Гарфилд

---

[rekrap retep]

Приветственное видео для интернов Оскорп Индастриз.

@темы: медиа: видео, персонаж: Курт Коннорс

---

Баннеры

[rekrap retep]

<a href="http://8-1962.diary.ru"><img src="http://i859.photobucket.com/albums/ab153/RichieRichie_photos/18671270.jpg"></a>

+3

<a href="http://8-1962.diary.ru><img src="http://i859.photobucket.com/albums/ab153/RichieRichie_photos/1894806e.jpg"></a>

<a href="http://8-1962.diary.ru"><img src="http://i859.photobucket.com/albums/ab153/RichieRichie_photos/188c120d.jpg"></a>

<a href="http://8-1962.diary.ru"><img src="http://i859.photobucket.com/albums/ab153/RichieRichie_photos/187d46e9.jpg"></a>

@темы: организационное

---

Правила сообщества

[rekrap retep]

Правила сообщества:

1. Хамство, оскорбление участников и персонажей - все эти, а так же и многие другие проявления злобы и дурных манер караются выдачей предупреждений, банами, а затем и исключением из сообщества. Администрация желает видеть только няшечек, умеренных няшечек, а так же личностей, притворяющихся няшечками. Будьте вежливы.
2. Запрещено размещать приветственные посты в духе: «Привет, я новенькая!» или «Я тоже с вами!», лучше принесите в сообщество что-нибудь полезное, а.
3. При размещении фиков, арта, клипов (ну а вдруг), принадлежащих не вам, желательно указывать источник, но если его нет, сойдет и пометка "не мое".
4. Используйте темы записей! Во имя порядка и уюта.
5. Объемные тексты, большие картинки, большие подборки картинок и гениталии Эндрю Гарфилда убирайте под кат.
6. По поводу размещения рекламы — пишите владельцам или модераторам сообщества (хотя это пока одни и те же люди).
7. Все правила @дневников действуют и у нас.
8. У нас тут своя атмосфера!

Правила оформления заголовков:

При оформлении шапки фика обратите внимание, что существует 3 категории фанфикшэна (слэш/гет/джен) и 4 вида рейтинга (PG/PG-13/R/NC-17 — PG-14, R-18, NC-21 и прочие извращения опечалят модераторов). Если вам есть о чем предупредить читателя — ООС, БДСМ, всякие разные сквики, смерть персонажей и прочий ужас — сделайте это обязательно.

пример оформления

Название:
Автор / Переводчик:
Бета:
Категория:
Пейринг / Герои:
Рейтинг:
Жанр:
Размер:
Дисклеймер:
Саммари:
Предупреждения:

@темы: организационное